Усиливающийся предэкспедиционный зуд заставляет членов будущего предприятия начать реальную подготовку в конце ИЮЛЯ 1988 ГОДА. Произведено четыре косметически-профилактических подхода к любезно обещанному Борисом Ищенко автомобилю "ЛУАЗ". И после проявленных о нём забот самочувствие вездеходика, кажется, улучшилось. Это обстоятельство подогрело ещё на один градус слабо тлеющий ажиотаж среди членов экспедиции.

В жаркой атмосфере лета-1988 назойливо носилась и преследовала всех идея о "Великой Цели", которая должна определять масштаб и серьёзность подготовки, поэтому трудно было удержаться от того, чтобы почти каждодневно не устраивать дискуссии о деталях предстоящего дела. Ясно — наиболее животрепещущей темой для трёпа была, конечно, "проблема Бештора" и все её аспекты. Многократно муссировался состав. Две тройки — "заводская" и "юнусабадская" присутствовали стабильно в разных вариантах списка. Это Панов-Пушкарёв-Ищенко и Давыдов-Ткаченко-Горошко. Ещё двое — Джамалов и некий мистер "X" — были знакопеременными величинами. Но всё равно было приятно сознавать, что их участие придавало ансамблю особый колорит. (Забегая вперёд, отметим: в конце концов действительная и мнимая части скомплексовались в ту восьмёрку, похождения которой описываются.)

Тактика и стратегия осады, календарная раскладка усилий осаждающих, провизия, экипировка и технические средства, — всё это было обсуждено почти не впопыхах и основывалось на прошлогоднем бешторском опыте. Даже пытались просчитать некоторые морально-психологические моменты и выработать одобренный большинством подход к разным вариантам развития взаимоотношений в походе. (Кабинетный анализ "после Горы" показал, что в большей части вопросов подготовки путешественники всё-таки не избежали проколов.)

     Однако, предисловие затянулось! Уже названы географические пункты и действующие лица. Пора приступать к повествованию. Но! — последнее отступление. Этот дневник, безусловно, субъективен, т.к. в нем действительность зафиксирована не вполне идеальным и бесстрастным фиксирующим прибором наподобие Шестиметрового Телескопа, а всего лишь шестимиллиметровым зрачком туриста-графомана А.Панова. Где-то, наверное, авторские эмоции всё-таки прорвутся, как их не обуздывай. И, к сожалению, совсем обойтись без местоимения первого лица единственного числа будет, увы, трудновато.

Воскресенье, 14-е августа.

     Выезжаем из Ташкента на двух машинах — "ЛУАЗЕ" и "ЗАЗЕ", тогда как обещанный Рустамом вездеход, внёсший немало сумятицы, безнадёжно накрылся. Начинает действовать первоначально разработанная схема, но со сдвижкой на один день со знаком "минус". Меня снова гложет "бензиновая недостаточность". И на протяжении 50 км до Газалкента я проверяю все автозаправки. Наконец, в благословенном консервопроизводящем Газалкенте удалось подпитать "ЗАЗ" 93-бензином. Едем дальше. Автомобиль ощетинен навьюченными рюкзаками. Ведём светскую искромётно-остроумную беседу. Я везу товарища "Х", Пушкарёва и Горошко. Боря везёт Рустама, Загита и Ткаченко, а также их поклажу.

     Дорога эта езжена-переезжена, и всё вокруг до мелочей знакомо. По левую руку вплоть до г.Чарвака нас будет сопровождать хр.Каржантау с Мингбулаком во главе. С его склонов в р.Чирчик сбегают речки Сайлык, Кызылсу, Аркутсай. А память подкидывает смутные четвертьвековой давности картины моей молодости, вызывающие слабое волнение: на этом правобережье Чирчика произошли первые контакты с миром гор...

     Как-то незаметно въехали на серпантин горы Кокбель с чарвакским телеретранслятором. Вскоре просквозили Сиджак, за которым начинается ответственный отрезок вверх, вдоль Пскема. Не знаю, о чём думает Боря, но мне приходится постоянно его критиковать (заочно) т.к. вижу, что ведёт он своего "Луаза" мучительно медленно, не используя накапливаемую на спусках инерцию. Посылаю усиленные телепатические приветы, но в своей непробиваемой невозмутимости он непоколебим, как Чингачгук.

     Проехали через мостик над Наувалисаем. Нанайский Большой мост остаётся справа внизу. Минуем шлагбаум в Карабулаке и с этого момента становимся нелегалами, т.к. егерь не удосужился проверить маршрутный лист, предусмотрительно оформленный в спортклубе "СТАРТ". Эта оплошность местных властей нас отнюдь не обижает, скорее наоборот!

     В доме отдыха "Нанай" пребывают мои дочери с их тёткой Ирен, и я их навещаю. Лена, задавленная опекой тётки, со слезами на глазах просит взять её с собой. Это что-то неожиданное. Я ей сочувствую, но приходится отказать, т.к. авантюризм такого шага был бы очевиден. Инструктирую, как ей себя вести дальше, прощаемся и — вперёд, "на Бузулук!"

     К двум часам дня "караван" преодолевает 40км от Большого нанайского моста до пос. Чакак. Здесь уверенно останавливаю машину. И всё же затевается спорчик относительно того, там ли мы ищем прошлогоднего знакомца Наримана? (личное появление которого вскоре прекращает все дебаты). Оказывается, его машина повреждена и превратилась в недвижимое имущество, так что освободить место для "Заза" он не может. Предлагает альтернативу — поместить мою технику у его родственников в пос. Пскем, семь километров выше по дороге. Мы согласны. И через двадцать минут я накрываю тентом "Запорожец". Он подождёт нас в течение недели здесь, на подворье аксакала по имени Раимберды.

     Живенько побросав всё своё имущество к Боре, отправляем его в 39-километровый путь до Каранги-Тугая. Между тем и два Евгения (П. и Т.) и два Александра (П. и Х.) в темпе начинают шагистику по следам "Луаза". Не надо забывать, что начиная уже от г.Чарвака горы раскрыли нам свои объятия, ну а тут они становятся прямо-таки радушно-тесными. Как год назад (как и десятки тысяч лет назад) гомонит внизу в своём каньоне Пскем. Стены Угамского и Пскемского хребтов образовали для реки достаточно глубокий и живописный коридор. Воды горных потоков спешат вниз, к Чарваку. Мы топаем по высокой правобережной грунтовке вверх, к Бештору.

     Преодолены первые километры. Надо пройти Каракыз, Андаульген, Талдык-сай, ещё несколько правых притоков Пскема. Зная ориентиры и протяжённость этого пути, срываюсь "c места в карьер". Но, добравшись до Каракыза, соглашаюсь с туристом "X" и сбавляю обороты, чтобы не перегореть до срока. В Каракызе сделали омовение, удалив с утомившихся тел пыль долгой дороги.

     Вот появляется в поле зрения долина Андаульген - Ихначсай, обрамлённая красивыми пирамидальными вершинами. Печатаем шаг по грунтовке с маниакальным упрямством. Уже давно у всех (да ещё как!) сосёт под ложечкой, усталость догнала нас снова.

     Мост через Андаульген. Длительный привал. В смысле провианта мы голы как соколы, т.к. отправили вперёд все рюкзаки. Размачиваем и поглощаем остатки лепёшки, которой нас снабдили ещё в пос. Пскем. А Бори, который должен был добраться до Каранги и вернуться за нами — что-то не видать. С чертыханиями и кряхтеньем поднимаемся и продолжаем своё дело — ползём вперёд. Шлёпаем уже 15-й километр. И тут нас догоняет бортовушка "ГАЗ-63". Ещё Зкм до Талдыксая трясёмся в кузове. Дальше у водителя делов нэма, поэтому мы снова превращаемся в пешеходов. И когда уже ноги и языки начали заплетаться, к нам на помощь явился ангел-спаситель на вездеходике. Борис лихо разворачивается, и мы загружаемся.

     Моё давешнее критиканство насчёт вождения машины сменяется безумным восторгом, поскольку медленно, но абсолютно верно мы катимся по невероятным ухабам, бродам, почти вертикальным подъёмам и таким же спускам. Пассажиры "Луаза" могут позволить себе разинуть варежку — ведь окрест — фантастические красоты! Но наш водила манипулирует рычагами, педалями и баранкой. Его челюсти сосредоточенно и крепко сцеплены как и зубья шестерён в коробке передач!

     За 1,5 км до Каранги-Тугая правое заднее колесо испускает дух. Периодически подкачивая его, добираемся до рощи к семи часам. Здесь определяем на стоянку автомобиль, меняем колесо. Затем направляем стопы свои на берег Ойгаинга, ведь там ждёт нас вожделённая "хаванина"! Да! Запланированное на сегодня достижение верхнего участка Терексайских теснин не состоится. Каждый чувствует, что превратился уже в варёную макаронину. К тому же за ужином мы приняли немного релаксатора. Борщец Загита и Рустама был прелестен, он был сварен на свежем и супер-упругом мясе для молодых зубов!

- - - - -

      Перевожу с помощью тросовой подвесной переправы (люльки) за несколько заходов всю нашу ораву на левый берег Ойгаинга, поближе к Чаралме. На её берегу в 150 м от Ойгаинга — песчаная площадка. Табор располагается на ночлег. Здесь, обустроившись на ночь, Боря и двое Саш (П и Х) пытаются добавкой заглушить неутолённый за первым ужином волчий аппетит. А Загит и Рустам отправляются за потерянными при переправе ледорубами. У оставшихся в лагере начинает эйфорически шуметь в голове. У вернувшихся с поисков руки пусты. "Не нашли. Очевидно, бросили на том берегу. И люлька тоже там."

     Лагерь успокаивается. Потрескивает бревно в костре. Мы с Борей делаем попытку при свете звёзд и фонарика отыскать столь необходимое для дальнейшего снаряжение. Тем более это надо сделать, что Загит настаивает на завтрашнем выходе затемно. Двинулись к Ойгаингу, но у Бори не ладится ходьба в кромешной тьме (куриная слепота одолела), и я сопровождаю его обратно до бивака. Решительно отправляюсь к перевозу, недоумевая, как можно было забыть про расположенный рядом с ним мост? Нахожу этот мост с третьего захода. Переправляюсь на правый берег. Возле "тросовки" мирно отдыхают наши ледорубы. Возвращаюсь в спящий без задних ног лагерь. Комические звуки издаёт во сне господин инкогнито "Х". Понаблюдав за ним минут пять, не могу не рассмеяться. Слышу с другой стороны лежбища: "Саша, ай воз вэйтин фо ю!" — это Загит. Спокойной ночи...

Понедельник, 15-е августа.

Просыпаемся, собираем манатки в предрассветных сумерках. Принимаем скудный завтрак. Я решил разгрузиться и закопал палатку. В ту же ямку Рустам положил на сохранение свои рога (одолженные ему неким покойным архаром). Ещё вчера ребята так же освободились от части провизии, организовав "заброску" в Каранги-Тугае. В восемь утра кавалькада двинулась. Я завозился и отстал минут на 20. Каждый шаг вверх по чаралминской тропе отдаётся у меня где-то в печёнке, неимоверно давит в бок плохо уложенная кастрюля. Давят на психику вчерашние алкогольные пары. Время от времени постанывает сердце. Блестящее начало первого ходового дня!

    С трудом доползаю до развилки тропинок над слиянием Чаралмы и Терек-сая, которое находится ниже метрах в 70-ти, на поляне в лесной чаще. Основная тропа уверенно уводит впервые попавшего сюда туриста вниз, на эту поляну. Но "старожилы" Бештора знают: надо уходить круто влево вверх по склону. Начинаю карабкаться. Спустя минут десять обнаруживаю наших возле утёса. Маленький привал. В наличии все, кроме Бориса. Спрашиваю, как шли. Отвечают, что впереди были Загит, пацанва, Пушкарёв, некто "Х". В отрыве двигался Боря, затем Рустам. Так вот последний не прозевал развилки, уловив голоса наверху, а Боря, по-видимому, фраернулся и ушёл вниз. Напрягая зрение, засекаем шевеление в нижней чаще. Пытаемся воплями и жестикуляцией вернуть блудного сына. Он вроде бы видит нас и манит к себе, воображая, что не он, а мы сбились с маршрута. Ах, досада, теряем время. Размахивание руками похоже на морской семафор, но только испорченный. Когда терпенью приходит конец, приходится посылать нарочного, роль которого выполняет безропотный Женька Ткаченко. Через 15 минут единство восстановлено, высказаны взаимные упрёки, из которых я вывожу, что вина Бориса эквивалентна вине пятилетнего ребёнка, помогавшего маме и разбившего при этом тарелку.

Рассуждение общего характера.

Отдаю себе отчёт, что не обладаю достаточным творческим потенциалом для более глубокого и прочувствованного описания, которого заслуживает столь судьбоносное событие – поход "БЕШТОР-88". Вроде путника, оценивающего речной брод, нахожу в бурном потоке событий тех дней островки-эпизоды и двигаюсь от одного к другому, стараясь внимательно смотреть под ноги, держу глаз и на дальнем берегу в надежде добраться туда невредимым. Так что не вошедшие в рассказ моменты можно дофантазировать или довспоминать — тут полная свобода! Да простит мне читатель пафос экзальтированного писаки.

"Вернёмся же к нашим баранам." (Ф. Рабле)

    Древняя разлапистая арча. Виден слева уходящий вперёд траверс над теснинами. Они справа внизу. Тропа местами слабовата. Склон крутоват. "Надобно этот пунктир проскакивать с ходу", — таков мой вариант. Ну, я и погнал вперёд. Вначале это было принято и другими. Но очень скоро возобладала перестраховочная идея о применении верёвки. И что же? Хотели бы вы в натуре увидеть брейгелевских "Слепцов"? Пожалуйста. Конечно же, серьёзной критики такая страховка не выдерживает. Ну, хотя бы потому, что в случае совершенно невероятного здесь срыва человеку удержаться только рукой без обвязки будет весьма трудно. К тому же между идущими дистанция 2-3 метра, что не позволило бы самортизировать, вытравив верёвку сорвавшемуся. Следствие — групповой срыв (повторю, совершенно здесь невозможный и без верёвки). Но "Страховка принесла хотя бы психологическую пользу", — изрекает Рустам.

    Благокомично преодолеваем этот участок. Немного подкрепляемся консервированной рыбкой. Ещё долго суждено ей плавать в наших кишках. Время уже — одиннадцать. Начинаем войну с "его препохабием Чертополохом". Знакомая картина. Не суюсь особо вперёд, да и состояние организма к тому не подвигает. Рюкзак меня душит и вдавливает в землю. Кошмар!

    Наш пелетон разбит на несколько сгустков по 2-3 человека. Тянемся к Кокбелесу. Перепад высот от Бивака-1 (1700) до перевала по моим прошлогодним оценкам — 1000м, но я предполагал высоту Тугая — 2000м. Альтиметр Пушкарёва, надеюсь, поставит всё на свои места.

    Вот и подножие предперевального пупыря. Прощаемся с Терексаем. Время 15-00. В преддверии тяжких испытаний мы должны хоть чем-нибудь забить свои топливные баки. Возле чудесного водопадика организуется шикарный стол, "ломящийся" от рыбоконсервной продукции, кое-какой растительной пищи, банки сгущёнки. На скудных дровишках никак не хочет закипать чайник. Желающие "ныряют" под водопадик – Солнце печёт, всё-таки! Рюкзаки сброшены. Челюсти вяло жуют. Позвякивают ложки. Обсуждается дальнейшее. Получилось две четвёрки — Загит, мальчики, Пушкарёв — лобовой вариант; "Х", Ищенко, Рустам, Панов – прошлогодний — через "председло". Вот такой раздел группы перед штурмом перевала Кокбелес есть следствие полной демократии. Все слегка расслаблены. Знающий в этом толк Загит исполняет нудистскую миниатюру в стиле "полное единение Человека с Природой" но что-то "в слишком опасной близости от рубансона", — по мнению тех, кто ни черта в этом не смыслит! Отдышались? В путь. Загит и ко уходят на пупырь по директиссиме. Рустам и К° — почти траверсом влево, а я решаю "всех обмануть" и иду посередине.

    ...Чугунные ноги. Какое-то астматическое дыхание. Серая пелена в глазах. По склону гуляет суховей. Солнце клонится к западу. Пять-шесть вымученных шагов — полуминутная остановка. Дальше надо двигаться так же. Крайнее неудобство от рюкзака. При передышках становлюсь буквой "Г" – разгружаю плечи, но зажимаю лёгкие. Наверху справа показался Пушкарёв Женя. Он лидирует. Впереди слева чуть ниже меня — Саша, Боря, Рустам. Моё спасение сейчас — соединиться с ними. "Ну, дубинушка, ухнем?" — как будто бы в бурлацкой лямке пру вдоль склона, желая примкнуть к тройке. Через 25 минут это удаётся сделать. "Тройка" благосклонна, и лагеря мне не грозят. Но вот шагать становится всё мучительней. Отстаю от них. На председле уже Евгений П. и мои попутчики. Остаётся 40 м выположенного склона. Рвусь из всех сухожилий, ведь отдых так близок. Ох! Наконец-то добрался, "дотащил свою баржу".

    Показались Давыдов, все остальные — с вопросом к нам: "Вы только что прибыли?! А мы полчаса ещё под арчой посидели." Как бы я сейчас покайфовал в её тени! Что-то не могу отдышаться после злополучного рывка. Боря снабжает дозой аскорбинки. При попытке занять вертикальное положение меня заваливает в сторону чёрная волна. Нет уж, полежу ещё. Хоть удавись, нет ровного дыхания.

    В общем, потихоньку все поднялись, взвалили поклажу на горбы, тронулись в последний путь. Наиболее правильное направление взял Загит. Группа потянулась за ним. Со мной — Ткаченко и Джамалов. Надеемся очень постепенным набором высоты добраться до тропы. Идём метров на 50 ниже передовой группы. Потом Рустам уходит к ним. И когда мы с Женькой переползаем за перегиб склона, видим их всех на зелёной поляне под перевалом. Ценой немалых мук далась нам эта поляна. Затем после 30-минутного отдыха, развивая скорость улитки, я за 1,5 часа одолеваю 100 метров до Кокбелеса, шевелю ледорубом как костылём, почти падаю. Пушкарёв Евгений Фёдорыч избавляет меня от рюкзака. Со мной происходит нечто позорное — раньше я так не надрывался. Призрак зелёного змия злорадно помахивает хвостом высоко в синем небе.

    В 20-00 начался спуск к Среднему. По крутой тропе укатились они вниз. Бодренькая мысль о близком отдыхе толкает меня за ними. Философская мысль о ближней кончине притормаживает. Топаю в сгущающихся сумерках, как паралитик. Стараюсь не прозевать тропу, вглядываясь в окружающее боковым зрением. Ой! неужели выслали гонца? Тьфу, пропасть, это мощный куст мальвы. Ать-два, ещё шажок, как всё опостылело. Скорее бы. Ага, кажется, мелькает огонёк. На моё "Ау!" в воздухе проносится ответный звуковой сигнал. Ну, я, значит, периодически вякаю, чтобы скорректировать движущийся ко мне фонарик. Снова Ткаченко выполняет роль спасательного круга.

    У подножия преодолённого перевала Кокбелес наш Бивак-2. Сварен супешник. Развёрнуты спальные принадлежности. Ужинаем. Беседуем. По данным разведки высота перевала 2700. Надеемся на то, что напасти оставят нас, поднимаем за это кружки. Я свою символическую дозу тоже. Последний тост пропускаю, т.к. кружка вываливается из рук. Пора баиньки.

16-е, вторник.

    Ну как? Остался порох в пороховницах? Да, намерения твёрды! К дальнейшему готовы. Дух крепок (это точно), мозги ясны. Очень резво добегаем до Среднего. Там стоит чабан Назар. Его племянник Исламбек — поодаль. Мы оккупируем прошлогоднюю поляну. Итак, максимально освобождаемся от грузов. Выделяем провиант на вершину, распределяем штурмовой паёк равномерно. Надо бы не позднее полудня срываться к Верхнему. Это ведь как-никак 15 км. Примус не берём, потому что по сообщению Назара наверху стоит Касым — дрова будут.

    Можно, в принципе, из своего сейчас изготовить что-нибудь плотненькое и вкусненькое, однако, мы приглашены хозяином этих мест на "званый обед" — чучвару, которая была "уже почти готова" в момент нашего вступления в рощу. Опасаясь нарушить параграф местного дипломатического протокола, терпеливо ждём приглашения к дастархану. Нам становится стыдно от своего нетерпения, но и весьма тоскливо от задержки. Часы тянутся в борении чувств. Посмотрим на высотомер, по крайней мере. 1900. Что ещё? покурим. Отремонтируем фотоаппарат. Ещё можно помыть голову. И уже в 15-00! рассаживаемся в палатке Назара. Где же угощение? Нет, сначала надо "алалы".

    Почему-то вспоминается быль о Хемингуэе, который курнул в Австралии протянутую ему прокажённым трубку, чтобы не обидеть человека. Ляпаю ему клеймо идеалиста, хотя раньше восхищался этим поступком. Ещё были случаи, но противоположного свойства, с гималайцами, когда они твёрдо отказывались от чанга, чтобы не схватить амёбу и сохранить себя для Эвереста. О! "Кушать подано" начинаем поспешно впихивать в себя "пельмешки", похваливая мастерство хозяйки. Назар за гостеприимство вознаграждён бутылочкой.

    При выходе из назаровского шатра сталкиваемся нос к носу с Касымом! Салом алейкум. Ишларинг кандай? и т.д. По просьбе Загита он повезёт на лошади два рюкзака, которые мы немедленно превращаем в "рюкзачищи". Это плюс. Стартуем к Верхнему в 16-00. Это минус.

- - - - -

В реке воды заметно меньше прошлогоднего. Да и замечать-то некогда, несёмся галопом. Снежные мосты кое-где обвалены. Переходим вброд Бешторсай очень деловито, без всякого драматизма и даже с некоторой бравадой. Потеря бдительности? Ничуть. Постепенное раскрепощение. Это в духе нашей смелой эпохи. (В одном месте переход всё же по снегу.) Отрезок маршрута до подножного джайляу мы промерили шагами совершенно спокойно, с сознанием значительности этого деяния для успеха возможного восхождения. Бештор вновь начинает намагничивать, когда появляется возможность обозревать его с головы до ног. Те, кто видит его впервые, не впадают в особую экзальтацию. Сие объясняется необходимостью за оставшееся светлое время наметить трассу подъёма, и мы обсуждаем её, остановившись. Евгений Фёдорович выражает сомнение, вытянет ли эта гора на 4300. Как? Нашу мечту подстригают? "Обрушиваюсь" на Женю с упрёками и уверяю, что глазомер его подводит, что во всём виноваты зрительные иллюзии, которые заставляют в горах заблуждаться многих (в т. и меня?) Однако, в программе нынешнего похода эта вершина и является главной целью, никто не спорит. Прикидка вариантов подъёма закончена. Что нам предстоит при непосредственном контакте — каждый может предполагать на свой вкус.

   Урвавшие вперёд Рустам и Ткаченко, — уже на том левом берегу, возле аксаковской палатки. Наша пятёрка (исключая Горошко, который остался в Среднем) подходит к переправе. Навстречу выезжает на коне Косым. Да-да, он обогнал нас где-то на половине дороги до Верхнего. Теперь же он предлагает свои услуги как перевозчик. Коняга так же безропотен, как и Ткаченко. Двое седоков для него (коня) — не проблема. Переезжаем.

   Поприветствовав присутствующих, разбираем манатки и срочно начинаем хлопотать над устройством постелей. Уже достаточно темно, откуда-то налетел колотун, мы задрожали. Вношу предложение: попросить хозяев место на очаге и по-быстрому заделать себе что-нибудь "почавкать". Предполагаю, что понятливый и реалистичный Касым не станет кочевряжиться. Свежо воспоминание от томительного ожидания в Среднем. Притом, к нему в Верхний Бештор вместе с нашей оравой нагрянули ещё четыре незваных гостя, охотнички. Загит энергично и назидательно мне возражает: "Саша, ну надо же себя вести деликатно!"... Что ж, заслужил — получи! И приходится себя с покаянием ощутить неблагодарным поросёнком. По уверениям Рустама там были сварены два больших казана мяса. В общем, бог с ними. Отхожу ко сну. "Что, я сюда жрать что ли пришёл?"

   Копошатся ребята на своих спальных местах. Рустам баюкает ушибленную при переправе ногу — лошак скинул их с Касымом на землю! Это весьма неприятный сюрприз. Сквозь дрёму слышу: подходит хозяин и дядь Саша, его ассистент. Наш "гypy" угощает их чем-то булькающим.

   Хо-хо! Так задувает, что всех нас начинает бить крупная дрожь! Кое-как прогреваюсь в своих "салафанах", но периодически всё-таки дёргаюсь наподобие отбойного молотка. Почти сплю. Откуда-то извне доносится голос Рустама: "Вставай, Панов. Ужин! Панов!" Мне снится противный школьный хулиган Ящиков, неприлично коверкающий мою фамилию. Во сне тщетно пытаюсь догнать хулигана и напарываюсь на оголённую электропроводку. Ощущаю пятидесятигерцовую дрожь. "Нет, так не пойдёт!" Надо хоть чего-нибудь похлебать тёпленького. Неохота дуба давать.

   Сгрудившись возле керосиновой лампы, члены экспедиции поглощают угощение горцев — бешбармак. Присоединяюсь к ним. В прошлогоднем походе всё это обстояло, конечно, культурнее. Главное — были укрыты от ветра, находясь внутри большой касымовской палатки, где нынче для нас места не нашлось. Сейчас предложенное пересоленное блюдо не вызывает особых восторгов, и мы, исходя из инстинкта самосохранения, употребляем его, тщетно пытаясь отыскать там кусочки мяса. Что тут говорить, засыпаем ещё раз не в настроении. Под утро Загит попросит принести ему ведро воды для утоления жажды, что и будет исполнено Евгением Ткаченко.

- - - - -

...Звёзды прекрасны! Они холодными иглами обильно утыкали небо. Взаимоувязанные грандиозными силами гравитации, все эти жёлтые, красные, голубые, белые гиганты и карлики живут в необозримом коммунальном пространстве Вселенной. В их иерархии царит божественный, выверенный до тысяч знаков после запятой математический порядок. Космос — это беспредельный бильярдый стол, по которому в соответствии с наиболее совершенными законами природы величаво двигаются шары звёзд. Они с неумолимой предопределённостью закатываются в алчные лузы Чёрных дыр, чтобы, оказавшись разъятыми на кванты, дать жизнь Антивеществу в Анти-Вселенной, которая через свои Анти-Дыры снабжает Наш Мир элементами материи... Пучки электромагнитных колебаний проталкиваются сквозь строжайше регламентированный хаос гравитационных силовых линий искривлённого Пространства-Времени. Это лучи света возвращаются в отправную точку с противоположного направления, как посланцы Будущего из далёкого прошлого, "Абсолютный в своей относительности, идеальный и блистающий мир!" — вот и корпускулы моих мыслей вернулись к станции отправления. И человек испытывает спиритический восторг, когда заглядывает в святая святых Мироздания и при этом слывёт чудаком среди тех, кто не желает смотреть на звёзды...

Где-то на Земле есть места, близко расположенные к Небу, одно из них — наша Гора. И завтра она нас испытает. Возможно, безудержное стремление паломников к своей четырёх-километровой "Мекке" объясняется Законом Всемирного тяготения к идеалам...

Семнадцатый рассвет августа…

…выпал на среду — и — оказался в Бешторье кусачим! Очнувшиеся от ночи туристы чувствуют свои трясущиеся потроха при каждом порыве ветра, стекающего со стен близких ледников. Наступает исторический момент расставления точек над "i". Гора ждёт всех, но к визиту готовятся только "юнусабадская двойка" и "заводская тройка". Рустам горюет из-за распухшей нижней конечности, понимая, что в таком состоянии ему вершину не взять. Соображения производственно-тактического плана и хилое самочувствие не позволяют товарищу "Х" выйти на штурм, что весьма его огорчает. Знак этих двух функций поменялся на "минус".

   На решительное дело отправляются Загит(3), Ткаченко(Т), Евгений Пушкарёв(Е), Борис(Б), А.Панов(А). Вниз по вчерашней тропе удаляются Рустам и Александр "Х". Восходители имеют при себе: железо, верёвки, фототехнику, альтиметр, карманную еду — ириски, банку тушёнки, хлеб, фляги с водой, ледорубы, тёплые шмотки, вершинную записку, отчаянное желание достичь цели.

    Стартовая позиция имеет высоту 2700. В южном направлении отсюда располагается вытянувшийся по меридиану гребень Бештора. Его колоссальный скалистый 300-метровый взлёт нависает над касымовым стойбищем. Гребень обособлен от соседей на западе и на востоке (справа и слева от нас) глубокими долинами с мощными моренами на дне. Обе долины в верховьях упираются в ледопады (но этого пока не видно).

     Накануне был намечен такой план:
1-й этап — вдоль подножия западного склона миновать широкий осыпной Кулуар-1 (он упирается наверху в седло между предвершиной и основной макушкой), добраться затем до Кулуара-2 и после — до нижней части "ржавых скал" Кулуара-3;
2-й этап — либо по дну Кулуара-3, либо по ребру его правого борта уйти круто вверх, влево, на восток, имея целью треугольное снежное поле в преддверии главного вершинного ребра;
3-й этап — после снежного треугольника, развернувшись правее снова на юг, по ножу главного ребра попытаться выйти на вершину.

     Согласно рекогносцировке, начинаем свой путь по западному склону гребня, держась за него левой рукой. На часах — 8-00. Широким шагом А, Б, Е маршируют по ступенькам овечьих тропок и скоро настигают З и Т, выступивших чуть ранее. Дядь Саша-пастух со своими пёсиками шестьсот метров сопровождал и корректировал действия группы, затем пожелал доброго пути и отвалил. Вскоре начинается преодоление осыпной части подножия Кулуара-1. Здесь, по крупным глыбам осыпухи бараны уже не ходят, это прерогатива двуногих. Постепенно разогреваемся, хотя склон до самой верхней линии погружен в холодную утреннюю тень. Сейчас мы движемся вверх по трассе с уклоном 15..20 град. Мы нацелены на "ржавое" основание Кулуара-3, до которого километра полтора. Впереди открылся Западный Глетчер. На его фоне — отчётливый силуэт гребневых зубьев Кулуара-3. Предвкушаю пощупать зубья этой "пилы", что вдохновляет! Ускоряю ход и многословным философствованием маскирую тревожное вожделение вступить в чудесно-рискованную игру с Горой.

     В то время, как с набором высоты противостоящий Бештору склон (где я был в 1987-м с Женькой Хайруллиным) растёт на глазах, дистанция между А,Б,Е и 3,Т неуклонно увеличивается. В половине десятого тени на нашем склоне стремительно укоротились, подрезанные солнечными ножницами. Ещё через полчаса передовая тройка достигает снежного язычка в Кулуаре-3 под уходящими почти вертикально вверх великолепными скалами. Присказка кончилась. Сказка — впереди, вот она — перед нами.

     Поджидаючи З и Т, троица А,Б,Е после обсуждения согласилась на вариант движения по ребру. Каждый подвергает ревизии своё состояние, решительность намерений по отношению к Бештору. Похоже, боевой порыв не утрачен ни на грамм. Испытываем лёгкое предстартовое возбуждение, понимая, однако, что сильно потраченный рельеф пилы (эрозия) может предложить нелёгкие задачи. И решать их надо будет без спешки, хладнокровно, надёжно. "Рэдинис — намбэр ван!" ("Готовность номер один!")

     В половине одиннадцатого подошедшие З и Т извещают А,Б,Е о своём отказе от Горы. У меня мелькнула мысль пригласить отрока Т с собой. Но я выключил её, т.к. предложение могло стать новым поводом для нервной дискуссии, да и в его согласие особенно не верил (хотя и знал, что у него-то кишочки не дрожат после вчерашнего угощения). Загит предупреждает нас, что с завтрашнего вечера он начнёт переживать. На том и расстаёмся, они ушли на спуск. Высота 3270.

     Массив "ржавых скал" мы оставили внизу ещё при подходе. Теперь же должны выбраться на директиссиму пилы, поскольку осведомлены, что гребневой маршрут имеет меньшую крутизну, чем кулуарный. Направляемся к стенке. Я выбираю выпуклые участки, больше похожие на монолит (хотя всё здесь ужасно расслоено, много ненадёжных мест, скалы "шелушатся"). Женька упрямо предпочитает вогнутости, по крайней мере, чаще вижу его карабкающимся по "живому" месту. Боря на начальном участке сопровождает Женю. Итак, мы ползём по 60-градусной скальной стене. Коротким правым траверсом выходим на верхнюю линию гребешка с уклоном 50°. Боря в одном месте начал было сползать вниз, но был подстрахован Женей. На этом участке пошёл камнепадик, чуть не забомбив ещё не ушедших Загита и Ткаченко. Всё обошлось благополучно, благодаря проявленной нижними прыти.

     Идём по скалам с наслаждением. Никакого головокружения — ни от высоты, ни от успехов. Хождение по такому склону — детский лепет по сравнению с экстремальным альпинизмом, но сознание, что это всё-таки арии из одной и той же оперы, приятно нашему честолюбию. Не вполне надёжные полки, которые могут рухнуть, весьма крутые взлёты, изредка — небольшие навесики, гладкие без зацепок плиты, — всё это то и дело встречается на пути. Если я могу разыскать приемлемые ходы, то стремлюсь туда и кое-где проскакиваю "слабости" в темпе. А коли ничего подходящего не обнаруживается, — ощупываю, простукиваю скалы, намечаю наименее рисковый ход. На крутых местах минимальная ширина зацепок и полок в пять сантиметров меня удовлетворяет. На пологих участках в 45° полки вообще не нужны — двигаюсь на ногах, "давы" держат. Эти заботы, приятно щекочущие нервишки, в полный рост и перед ребятами. Мы здесь достигли прекрасной психологической совместимости, но в техническом плане несколько разобщились, но это никому из нас не мешает нисколько. Железо и верёвка пока лишние. Свободное лазание доставляет всем истинный кайф. Выбор места для каждого нового шага подчас ограничен полуметровой в ширину стремящейся вверх по гребню никем не хоженной дорожкой. Справа и слева от неё такие кручи, по которым не прошёл бы и Месснер (шучу).

     Покорены бастионы двух славненьких жандармов. Мы их траверсировали или таранили "в лоб". Между жандармами гребень мелкощебёночный. Нога погружается, как в зыбучий песок, буксуем. Темп движения невелик. Накопилось утомление. Посидим, пожалуй. Достаёт Евгений тушёнку, и всем становится ясно — проголодались. Высота — 3500, время 13-30. Мы на половине пути до главного гребня. Колоссальный вершинный массив готов опрокинуться на нас. Путь к снежному треугольнику ещё не вполне просматривается, но очевидно, нам предстоит повоевать ещё с двумя истуканами-жандармами. Это и есть зубья пилы, не ахти какие острые, но всё равно внушающие уважение. Уверены, эти зубы окажутся нам " по зубам".

     Усевшись задами к Бештору, подкрепляемся. Далеко внизу видим две москитоподобные точки, которые ретируются к Биваку-4 на джайляу. Мы для них тоже москиты, но вряд ли они за нами наблюдают. Сидя спиной к Бештору, взираем на массивнейшую стену левого борта Западной Долины в 2-х км напротив. Она сплошь состоит из гигантских осыпей, по которым от низа вплоть до самой верхней линии вьётся звериная (охотничья?) тропа. Прикидываем свои резервы: поскольку темнеет в 21-00, и на спуск надо положить не менее четырёх часов, значит, если к 17-00 не достигнем цели, придётся поворачивать. "Ну тогда, ребята, пора кончать перекур. Давайте двигаться. Ведь пока всё идёт нормально, чёрт побери!"

     На всякий случай запоминаю ориентиры на пройденном участке. Возможен спуск по этой линии, хотя Евгений категорически против. Он решительно настроен поискать другой путь. Достигаем подножия последнего жандарма. Боря уходит влево и нащупывает там удобный для себя проход. Женя тоже движется где-то левее меня. Своими движениями иногда напоминаем богомолов — метр вверх, верчение головой с целью определиться на столько же, дальнейшее переставление лап по намеченным точкам. Ну вот и башка жандарма. Белый снежный треугольник слева. Прямо по курсу — мощная крутая подвершинная осыпь, которая пополняется главным гребнем. Боря вылез на осыпь раньше нас с Женькой и, в соответствии с намеченным, смещается чуть-чуть влево, приближается к главному гребню. Женя рвётся штурмануть вершинный массив напрямую. Отговариваю, убеждаю, что там вертикаль. Мой труд напрасен — он дунул прямо, только слегка уклонившись влево. Боря уже на гребне. Мы месим камни на осыпи, медленно набираем высоту, учащённо и шумно дышим и через полчаса, измотавшись, присоединяемся к Боре. Время 15-20.

     Ну, что ж, расчёт был верен. Наша высота 3800. Чёрная предвершина, висящая над джайляу чабана Касыма, — ниже нас. Она имеет где-то приблизительно 3400. Впервые вижу Восточную Моренную долину, отмечаю — она огибает здоровенной дугой снизу вверх нашу Гору и заворачивает куда-то на юго-запад там, наверху. От "гнёздышка", где мы находимся, главный гребень резко уходит вверх. Скалы энергично нагромождены крупными блоками, не менее растресканными, чем это было на "пиле". Дальнейший путь ориентирован вдоль стрелки компаса. Время 15-30. Фото на память. Потеряв чувство осторожности, заставляю Борю занять позицию на снежном козырьке, прилепленном на километровой высоте над Восточной Мореной. Он стучит каблуком по козырьку, прежде чем нагрузить его своей массой, и козырёк улетает вниз, многозначительно и знатно крякнув и ухнув на прощание! У меня внутри что-то холодеет. Но, славабогу, пронесло. Нервно хихикаем над этим эпизодом.

     Эх! Двинули! Чудесное лазание. С обеих сторон от лезвия, по которому кое-где движемся верхом, — головокружительные отвесные стены. Справа уже очень далеко внизу видна трасса нашего второго этапа — полукилометровый гребешок-пилка, ставший почти родным. Впереди и чуть правее в двух километрах — грандиозный Западный ледопад. Слева —фантастическое каре четырёхтысячников и синие глаза ледниковых озёр на Восточной Морене. С каждым следующим метром гребень становится всё более пологим, идти всё легче. Вот ещё один многотонный отшлифованный с острыми углами каменный "шифоньер". Преодолеваем его и осознаем, что

ПОД НОГАМИ УЖЕ ВЕРШИНА.

     Да, Вершина! Часы показывают 16-00, альтиметр - 3900м. ??! Так где же истинный Бештор?! С небес слышится Голос: "Истинный, господа хорошие, находится на юго-восток от вашей горы в полутора километрах, увенчанный триангуляром, посмеивающийся над вами." Ну, что тут поделаешь? Ориентировку на эту вершину мы получили от местных жителей и от бешторского ветерана Давыдова Загита. И мы их прощаем! Ведь и Колумб, открывая Америку, полагал, что достиг Индии. Не будем же самообольщаться и трубить, что, мол, "дело сделано". Зажжём в себе огонь спортивной злости и не дадим погаснуть ему, пока Бештор не будет повержен! Оцениваем свои возможности немедленно довести дело до конца. Увы, приходится констатировать, покорённая вершина 3900 нас вымотала и все эти возможности отняла безвозвратно.

     Но неужели наш каторжный труд пошёл прахом? Конечно, нет. Двигаясь по ребру на последнем этапе, мы уже были терзаемы тревожными подозрениями по поводу самозванца-Бештора. Кроме того, вчерашние отрезвляющие речи Евгения также отчасти настроили на реалистический лад. Так что восходители были соответственно подготовлены и теперь вовсю занялись сбором ценных разведывательных данных. Женя, Боря и Саша обмениваются энергичными рукопожатиями победителей, растроганно поздравляют друг друга с Вершиной. Вступает в работу фототехника. Сооружён каменный тур, под который заложена записка с восемью фамилиями. Найден подходящий маршрут для спуска, превращающий восхождение в траверс, что в спортивном мире имеет более высокую цену.

     Панорама бешторского узла восхитительна! Считаем уместным переименовать Восточную Долину в Северный Цирк – ведь теперь точкой отсчёта становится Бештор-1. Это — мощная круто вздыбленная бесснежная Башня, находящаяся в оппозиции на юго-восток от нашего Бештора-6 (ГОЛОС был прав). Справа от Первого расположен величавый Второй. Они соединены дико красивой скальной перемычкой. С самой вершины Второго ниспадает мантия Западного Глетчера. Между Первым, Вторым и Шестым — связка их отрогов. Там, приблизительно на 3700 находится чётко выраженный перевал из Западной долины в Северный Цирк, "Узловой". Теперь зафиксируем восточное направление. Нам, значит, надо кадрировать влево от триангуляра. Зазубрины восточного гребня немного ниже "самого"' Первого. Этот нож тянется к Третьему, и длина его около километра. Бештор-3 вознёсся над гребнем, едва не дотянув до главной вершины. Один из северных отрогов Третьго спускается к моренным полям Цирка, как бы приглашая сделать попытку подняться по нему. Между 3 и 4 на протяжении 1.5 км -понижение горной цепи. Четвёртый чертовски прекрасен. Обособленный крутобокий бастион, сложенный из светлых пород, блондин. Он связан единой километровой цепью с Пятым, который также является непревзойдённым красавцем. В облике его имеется уникальная деталь — пояс совершенно черных пород на Фоне светло-жёлтого основного массива..... Таким образом, восточный гребень Первого, постепенно меняя направление, начиная от Третьего, поворачивает на северо-восток. И плечо между 4 и 5 имеет почти меридианную ориентацию, параллельную горбу Шестого. Нумерацию вершин мы провели на-глазок, но, думаю, не ошиблись. Очевидно, в бешторской сюите только Шестой не дотянул до 4000, остальные не подкачали!

     Небо мглисто, но не холодно. Ветра почти нет. Высокогорье награждает головной болью. Принимаем аскорбинку. Возможные варианты достижения Бештора-1 таковы: первый — с перевала "Узловой" по северному плечу через грозные скалы! до перемычки "1-2", затем налево на восток, до предвершинного заснеженного седла и по 60°-всходу вверх метров 250; второй вариант — по ступенькам северного отрога Третьего взойти на этот сателлит, затем траверсировать его восточный гребень (вправо) и – вершина. В надежде побывать здесь ещё раз, начинаем спуск. На часах 17-00.

     Продвинулись метров на 70 на юг вперёд, ни шагу назад! — продолжаем траверс Шестого. Отсюда налево в Северный Цирк уходит широкий осыпной кулуар. Решительно сходим с гребня в этот кулуар. Здесь снежник, изборождённый скатывающимися камнями. Глиссируем на ледорубах, что нам вполне удаётся без особого шика, но тем не менее очень шустро опускаемся метров на 50. После этого осуществляем слалом по сыпухе, благо она для этого подходит. Ещё минус сто метров. В нижней части кулуара – участок крупных бесформенных камней, настоящий костолом. Что делать, приходится идти. Рискуем на каждом шагу травмироваться, но упорно прёмся вниз, к галечной морене, которая порождена вечными снегами Бештора-1 и сопровождающих его лиц. Достигаем, наконец, дна Северного Цирка. Поворачиваем налево и продолжаем путь в северном же направлении. Мы начинаем закольцовывать маршрут. Здесь можно метров триста идти по снегу, чем мы пользуемся незамедлительно. Стены Шестого у нас постоянно по левую руку, а справа — могучие бешторские снежники. Скоро язык кончается, и надо опять топать по камням. Ощущаем потерю большей части своих сил, но остановок почти не делаем.

     Затем последовало: преодоление ещё двух снежных языков (наиболее приятные куски), крупнокаменные изматывающие участки, спуск с 200-метрового моренного завала, шествие вдоль только что народившегося Бешторсая, прибытие к Биваку-4 на стойбище в 21-30. Этот семикилометровый маршрутик был воистину мучительным, т.к. по нему двигалось уже трое паралитиков, а не один, как на Кокбелесе.

     Когда мы явились на джайляу, дядь Саша-пастух выразил слабое удивление, что пришли мы с другой стороны, но всё равно он нас ждал, расширив свой 5-звёздочный шалаш и накрыв его «салафаном», чтобы поместить кого-нибудь из нас. Касыма не было, все наши тоже слиняли вниз. Мы спокойно поужинали и отменно устроились на ночлег. Пришло блаженное расслабление... мы так алкали отдыха, и вот он наступил... В эту ночь природа была очень милостива и полностью реабилитировалась за вчерашнее издевательское замораживание. Похоже, прошёл тёплый фронт. Глубокий целительный сон позволил частично восстановиться.

Четверг, восемнадцатое.

     …Пробудившись, чувствуем себя физически вполне сносно, только вот в душах имеет место легкая унылость. Сегодня не нужна вчерашняя мобилизация. Вчера была азартная игра, был прорыв к Бештору-6. Сегодня — это достояние памяти. Сегодня не так энергично пульсирует кровь. Штурмовая лихорадка уже в прошлом. И воспоминание о борьбе с достойным и благородным соперником становится наиболее драгоценным содержимым сундука, который сверху венчает твоё туловище.

     Что ж, лирика — это хорошо, но низкая облачная вуаль занавешивает дальние горизонты, и первые дождевые капли "просят провожающих выйти из вагонов". Мы свёртываемся. Изголодавшийся по общению в этом суровом молчаливом краю, дядь Саша готовит лошадёнку для перевоза. Раскланиваемся - прощаемся с хозяйкой, касымовской супругой, между тем умное животное подставляет круп, и мы по очереди осёдлываем лошадку, а затем спешиваемся на правом берегу бурного потока молодого Бешторсая. "Будь здоров, дядь Саш!"

     В половине одиннадцатого А,Б,Е тронулись, оставляя в горах частичку души. Тропа простреливается редкими дождинками. Иногда сыплется частый горох, это всё — пустяки. Спускаемся размеренным ходом, обмениваемся скупыми на патетику мужскими впечатлениями: "Помните? Снег на оставленных нами бороздах становился красноватым, кое-где даже очень порядочно. Эта не наша кровь, а высокогорные водоросли. Боря, а как ты делал ступени на последнем языке, помнишь? Однако, пригодился ледоруб. Евгений, ты, кажется, основательно сдох как и все мы под конец. Слушайте, а ведь репер на Бешторе-1 был четко различим вплоть до слияния саёв под моренным вывалом! Мужики, мы вчера за семь часов поднялись на 1,2 километра. И общая длина кольца где-то километров двенадцать. Панов, ты свои разодранные джинсы сохрани как реликвию."

     В половине третьего в торжественной обстановке под мокрым от дождевых слёз из пасмурного неба путников встречает бурелом берёзовой рощи Среднего. Один из кряжистых стволов поднимается с земли и с вдохновенно-счастливым скрипом протягивает к нам свои сучья. Отвечаем ему порывом на порыв: "Привет, Рустам! Что? Вершина? Да, она нами покорена! Но не №1, которая 4300, а №6, которая 3900." Чувствуется, он рад за нас искренне, до дна. Очевидно, мы действительно герои?! "Ну, а как твоя лапа? Идти сможешь?" — участливо спрашиваем мы. Он отвечает: "Буду стараться, но если стану обузой — бросьте меня и пристрелите." Уверяем его, что не преминем. Загит, Ткаченко, "X" и Горошко наводят в теснинах переправу. Иду к ним — принимать работу. Мной движет какое-то ревнивое чувство, как будто являюсь единственным специалистом по этим теснинам. Нет, пожалуй, меня тянет туда желание определить сценарий перехода, так и не состоявшегося в прошлом году.

     Скоро встречаюсь с ними, кратко докладываюсь. Расходимся в разные стороны. Со мной попросился Женька Ткаченко, объясняя это желанием пообщаться: риск невелик, и Загит не возражает, а напрасно! Молодой влюблённый в родную природу горный путешественник слеплен Загитом буквально "из ничего". Это факт. Лет пять назад пацан был пустым сосудом с распахнутой душой. Загит влил в него беззаветное и бессознательное преклонение перед любым чудесным природным явлением в наших горах. Женька превращался в фаната, в нём появилась "прекрасная чокнутость" на всех этих вершинах, горных странах, диких зверях, снежных человеках, чёрных альпинистах... Загит пристегнул его к себе как кенгуру ("-гуру"?). Отрок сильно окреп физически. Появилась, наконец-то, тяга к чтению. И это у существа, отличающегося чуть ли не блаженной простотой! Чудо совершалось. Я с удивлением наблюдал эту метаморфозу и завидовал скульптору. И мне захотелось попробовать добавить в произведение несколько своих штрихов. Поэтому, во время последних кампаний 87-88 годов я приглашал его к рассуждениям т.с. высокого порядка, к философствованиям, чтобы взорвать его покорность, старался апеллировать к просыпающемуся самосознанию, максимально подавив в себе авторитарность, под сенью которой он привык жить, не переживая. Иногда грубовато я нажимал на болевую точку — самолюбие. С изумлением убеждался, что эта зона нечувствительна! Иногда казалось — проклёвывается Человек, но наши эпизодические встречи прерывались "до следующего раза". На Шан-Шахе после моего сольного восхождения Женька первым открыл рот, чтобы сделать втык по поводу зашельмованного ещё сталинизмом человеческого права на индивидуальность. Тогда стало ясно, что кроме привнесённых качеств в мире этого фаната нет ничего, и не предвидится, уровень притязаний детерминирован и невысок, в нём появилось что-то "манкуртово"… Шерпы — удивительные горцы, но в подавляющем большинстве эти люди не горят страстью покорения своих великих вершин... В нынешней беседе под дождём выясняется совершенно смехотворный взгляд Женьки на вопрос — покорена тобой гора или нет? Оказывается, достаточно потоптаться где-то у её подножия — и можно вершину записывать в актив. (Детский лепет, понимаю, но эта неуклюжая попытка самооправдаться — результат заданности!) Далее, на мой риторический вопрос, почему, мол, ты не попросился (хотя бы!) у Загита пойти вместе с нами, слышу импровизацию: "Я подумал — а если что случится? А д.Загит взял меня под свою ответственность". Предполагаю, была такая мысль. Но не у Женьки, а у Загита. А ученик всего лишь покорно, молчаливо и бесстрастно держал на учителя равнение. Вот так я подливал в этот полупустой сосуд яд сомнений и делал это скорее с безразличием, без всякой досады, т.к. понял, что в сие произведение мне не добавить уже ни одной своей детали. И, кроме того, надо было скоротать путь до теснин. А вот и переправа. Две жёрдочки перекинуты на тот валун, куда в прошлом году рекомендовал с большим риском перескочить нам Касым. Нынешняя переправа намного реальнее. Возвращаемся в лагерь, упражняясь в примитивной математике. Для бедного Жени — пытка, вспомнить таблицу сложения. И всё же мучаю его, все равно не покраснеет, он отлично загорел за лето.

     В лагере за кружечкой "чимургеза" рассказываю содержание нашего разговора да ещё вовлекаю отрока в рассказ. И когда по поводу покорения Женькой Шан-Шаха изображаю удивление (грубейшая оплошность!), то, конечно, оказываюсь с вывеской "бессовестного бахвала и самодовольного якалки". Не может Загит понять, что это всего-навсего моя "инициирующая педагогика"! Затем следует ещё несколько взаимных "шутливых" выпадов в язвительно-изысканной манере, — и юнусабадская тройка любителей даров природы с головной болью удаляется за смородиной. Мне остаётся лишь пообещать Рустаму, что приму все меры для снятия напряжённости и буду вести себя деликатнее, наступив каблуком на гордыню. С комичной важностью излагаю план прохождения теснин, даже отрабатываю приёмы с верёвкой. Понимающий всю серьёзность ситуации Евгений справедливо замечает, что мы спешим поделить шкуру пока не убитого медведя. (Вот он какой — не позволяет чуть-чуть покрасоваться.)

     Ближе к вечеру чабан Исламбек преподносит пару килограммов баранинки, почти ещё "бе-е-кающей". Рустам и Боря берутся за дело, исполняют какие-то ритуальные манипуляции, колдуют над большой загитовой кастрюлей, регулируют огонь под ней. И в конце концов получается действительно волшебное блюдо, никого не оставляющее равнодушным. Называется эта штука "димлама".

     Свет и тепло, излучаемые костром, согревают души и высушивают промокшие насквозь шмотки. Компания в полном составе сидит на бревне, предаётся чревоугодию и благодушию. Повара сотворили гастрономическое чудо, и вдохновитель этого шедевра Джамалов, по общему мнению, достиг здесь своей вершины.

Пятница, девятнадцатое августа.

    Наступает день, когда мы должны сказать Среднему "прощай". Этот день — пятница, девятнадцатое августа — безоблачен и ярок. Выходим в 10-30. Часам к двенадцати достигаем теснин. Рустам и Панов идут в хвосте "шестнадцатиножки", и к моменту их вступления в теснины, голова – Пушкарёв — находится уже на правой стороне Бешторсая. Фёдорыч, подстрахованный туристом "X", бесстрашно преодолел по двум брёвнышкам беснующийся поток и очень деловито шлёпает по правобережному мелководью, держа курс на сушу. Рюкзак он не снимал. Точно так же перешли остальные, исключая Загита и пацанов. Их перевёз на лошади Назар по взаимному договору. События показали, что прав был тот, кто предлагал не делать из этой переправы трагедию. Вот и славненько!

     В семнадцать часов выходим к Нижнему. На протяжении пройденных семи километров ещё два раза переходили сай. Во время обеденного привала с Горошко воевали. Он непочтительно залепил мистеру "X" яблоком по очкам и чуть не оказался им растерзанным. С этого же привала "Х", Е и Б сорвались вперёд, договорившись с арьергардной группой подготовить в Тугае ночлег. Где-нибудь в районе аэродрома, поближе к Майданталу. Поэтому возле моста в Нижнем в 18-00 их уже не было, когда мы причапали туда с Рустамом. От двух юрт, стоящих в Нижнем, я решаю до Тугая добраться пешеходом. Оставляю Рустама с Загитом и пацанами, т.к. их намерения, как мне кажется, — дождаться попутных бортовушек, о которых им поведали туристы из Татарии, здесь же ожидающие транспорт.

     Дорога мне нравится. Одиночная ходьба по ней имеет свои прелести. Не надо отвечать на вопросы или задавать их, поддерживая беседу. Путь мой стелется по разнотравью южного склона Майдантальского гребня и всё время — параллельно вьющемуся глубоко слева внизу Ойгаингу. Округа погружена в блаженную вечернюю тишину. Это душевный бальзам. Обманываюсь пару раз, принимая очередной контрфорс слева за чаралминский. Сейчас я топаю на запад, к Ташкенту (до которого 200 км!)

     Расположенный слева массив — хитросплетённый узел с эпицентром где-то возле Кокбелеса. Всё замечательно. Вечерняя затуманенная умиротворённая красота царит над округой. Не очень-то скоро, но всё-таки добираюсь до Плато. Справа открывается потрясающий Аю-Тор. Ойгаинга уже не слышно, зато подаёт голос Майдантал. Плато уникально! Это обширная нива, почти совсем горизонтальная, протянувшаяся в направлении запад-восток на 7 км. Стараюсь уйти от усталости, но к концу девятнадцатого за сегодняшний день километра её тюк становится всё более увесистым. Над Тугаем в небесном ультрамарине висит ртутная капля растущей Луны возрастом четыре дня. Чаралминская стенка давно уже маячит перед глазами.

     В измочаленном виде прибываю в Каранги-Тугай. Темно уже, 22-00. "ЛУАЗ" стоит на вертолётной площадке, как договаривались. Наблюдаем отсюда дорогу, спускающуюся с Плато, она тиха и пуста. Это наводит на мысль о том, что ребята наверное, заночевали. Вдруг часов в одиннадцать вниз сползают три "ЗИЛка". Срочно двигаю туда, где они тормознули. На землю спрыгивают татарские туристы, а наших — "тю-тю!" Приехавшие извещают что, мол, Загит и Ко минут через сорок после меня покинули Нижний! Спешу к мужичкам, и Боря немедленно включает подфарники. Почти в это же время на верхнем участке спуска появляется рыскающий луч фонарика. И через двадцать минут подваливают наши. Сначала промазав поворот к нам, они скоро определяются, и вот мы вместе.

     Напрактиковавшийся в своих подземельях, Рустам выражает неудовлетворение способностями Загита ориентироваться в темноте. Загит недоволен нами, что не выставили на дороге пост. Мы недовольны ими, что не хотят внять объяснениям — ведь успели же мы включить подфарники — вполне достаточный ориентир для людей с нормальной интуицией. Все надуты друг на друга, как индюки. Ткаченко — так тот стёр себе ноги чудо-ботинками и шёл босиком все 12 километров от Нижнего. Ну да, да! — есть какая-то отчуждённость, но это лишь ещё раз подтверждает, что поход удался. Происходящее не выпадает из стандартного порядка вещей в любом походе. Наоборот, если бы наступила тишь да благодать, можно было бы подумать, что здесь собрались какие-то стерильные существа без чувств. Короче, отходим ко сну, сбегав за палаткой и рустамовыми трофеями. Завтра будет нелёгкий день.

Двадцатое, суббота.

      Боря, Рустам и Панов уезжают на "ЛУАЗЕ".
Заводские и Загит с пацанами скоро двинутся вслед на "ЗИЛках".
С полвосьмого до полудня насилует Боря свою машину до посёлка Пскем.
Спустя четверть часа, туда прибывают все остальные.
Распределяемся по машинам. Со мной те же, но вместо Горошко — Рустам.
Соответствующие изменения и у Бори.
В путь!
Езда идёт благополучно. В одном лишь месте при подъезде к Чарваку Боря заглох.
Газалкент. Рустам уходит к своим юнусабадским. Прощаемся,
Ещё через два часа, в 18-00 с чёрными рожами, но со светлой радостью в душе,
въезжаем в Ташкент.
Закончилась эпопея.

      Спортивные результаты для таких ходоков, как мы, можно назвать рекордными. На высоте 3900 самолёты уже герметизируются, а мы там побывали без кислородных приборов!
Несмотря на непредвиденные задержки, график движения выдержан.
Наиболее серьёзная авария — ушиб ноги. Это, конечно, ерунда. До свадьбы...
Длина нашего пути впечатляет :
15+7+15+12+15+19=82 километра!

     И неважно, что это расстояние пройдено не всегда полным составом.
Вернулись с хорошими трофеями. У Рустама — рога, у Загита — смородина,
у Ткаченко — мозоли, у заводских — масса фотоматериалов. У всех вместе —
обильная пища для раздумий и, конечно, — Вершина!

      Бештор-88 подарил нам неделю полнокровной жизни, вырвав нас из анемии каменных джунглей города. Души путешественников оказались напичканными массой впечатлений. Был приобретён бесценный опыт взамодействия в многочисленной компании. Решены этнографические задачи (завязывание с туземцами знакомств на следующие разы). В горах вёлся здоровый образ жизни. Там осталось несколько килограммов излишней массы.
События похода БЕШТОР-88 — это фундамент будущего.
В горячих головах упрямцев зарождаются планы визита на Бештор Первый! Удачи им!

* * * * *

P.S. от 1989 г.– Это был прекрасный массив Агалы-Тау (Джаяктор)! Бештор был покорён в 1989г.